Март серый, как старый кирпич и грязный, как ботинок лесника, внезапно кончившись, махнул людям на прощание белой снежной метелью. В этой метели не было зимнего очарования, лишь тоскливое отчаяние и желание запомниться. Мокрое, крупными хлопьями падало это отчаяние на плечи спешащих куда-то людей. Окружало их непроходимой стеной, заставляя искать укрытие в теплых, дышащих уютом домах. Я тоже пыталась найти укрытие, но задача подобного рода была не осуществима. Казалось, будто эта метель забралась глубоко в душу и скреблась там холодными острыми кончиками снежинок. Она исцарапала всю душу в кровь и крохотные ранки неприятно саднили. Точно зная, где находится каждая, я не могла представить какими лекарствами можно ее залечить. Моя маленькая решительная фигурка, наверно, единственная из всех пешеходов, таила в глубине себя желание никогда не выбираться из этой метели, укутаться в нее, как в одеяло, и ни за что не оставаться наедине с саднящей покалеченной истиной.